Что мы знаем о Рождестве? Казалось бы, все. Но вчитаемся внимательно в тексты Евангелия — и сразу же возникнет море вопросов.

1. Во-первых, о рождении Иисуса сообщают только два Евангелия — от Матфея и от Луки. Евангелия от Марка и от Иоанна начинаются с рассказа о крещении. Почему? Иоанн прямо говорит, что пишет о том, чему был свидетелем, а свидетелем рождения Иисуса он явно не был. Евангелие от Марка — самое краткое и похоже скорее на тезисы или заметки, сделанные по рассказам Петра. А Матфей сосредоточил свое внимание на связи Иисуса с Ветхим заветом, с историей народа и с пророчествами. В этом контексте рождение Иисуса имеет особое значение. Евангелие от Луки — плод не только кропотливого сбора сведений, но и, видимо, личного знакомства евангелиста с Девой Марией, для которой рождение Сына — самое важное событие жизни.

2. Здесь можно отчасти увидеть ответ и на второй вопрос: почему рассказы этих двух евангелистов так отличаются. Действительно, Матфей начинает с генеалогии Иосифа, затем следует рассказ о сне Иосифа, потом очень кратко — само рождение, поклонение волхвов и бегство в Египет. Мария играет сугубо пассивную роль, да и вообще почти не упоминается. А вот Лука наоборот, рассказывает о благовещенье, встрече Марии и Елизаветы, и почти не упоминает Иосифа.

3. Генеалогия у Матфея вообще очень странная — она не совпадает с рассказами Ветхого завета. «Если попытаться сравнить родословную Христа с тем, что мы знаем из Ветхого Завета о людях, в ней упоминаемых, то сразу всплывут весьма примечательные факты. Первое имя, упомянутое Матфеем в его таблице, - Авраам. От Авраама до Давида - четырнадцать поколений. От Давида до вавилонского плена - тоже четырнадцать. От плена до Иисуса - ещё четырнадцать поколений. Получается стройная схема: 14, 14 и 14. Но когда начинаешь сравнивать её с Ветхим Заветом, оказывается, что четырнадцать поколений отделяют Давида от Авраама, но их совсем не четырнадцать от Давида до плена. В 8-м стихе Евангелия от Матфея говорится: «Иорам родил Озию», а из Ветхого завета ясно, что Иорам - совсем не отец, а прадед Озии. Сын Иорама - Охозия, сын Охозии - Иоас, сын Иоаса - Амасия, сыном Амасии и был Озия. Значит, здесь опущено три поколения. Следующее место, вызывающее удивление: «Иосия родил Иехонию». Но из той же книги ясно, что Иехония не сын, а внук Иосии. Значит, здесь пропущено ещё одно поколение. От Давида до плена вроде бы действительно четырнадцать поколений. Но вот от плена до Иисуса... В 12-м стихе говорится: «Салафииль родил Зоровавеля», но Зоровавель не сын, а внук Салафииля, что известно из Первой книги Хроник. Значит, опущено ещё одно поколение... Таким образом, оказывается, что 14 - цифра в высшей степени условная. Если же мы сравним родословные таблицы из Евангелий от Матфея и от Луки, то окажется, что в последнем от Давида до плена уже не 14, а 21 поколение» (о. Г. Чистяков).

4. В генеалогии есть еще один любопытный момент: в ней упоминаются четыре женщины: Тамар, вероятно, не еврейка, невестка Иуды. Когда последний остался вдовцом, она соблазнила его, выдав себя за проститутку, и родила от него близнецов (Быт. 38), но в принципе она была права, поскольку Иуда после смерти своего старшего сына и ее первого мужа, а также своего среднего мужа и ее второго мужа, не захотел женить на ней своего третьего и последнего сына, нарушив тем самым закон;

Ракаб, тоже иностранка, проститутка, которая помогла еврею спастись, но о том, что она родила сына от Салмона, никаких сведений не сохранилось ; в Послании к евреям она упомянута как пример веры (11,31), равно как и в Послании Иакова (2,25, now(), now());

Руфь, и она не еврейка, вышедшая замуж за еврея, принявшая его веру и разделившая судьбу с его народом; ей посвящена целая книга;

Бетсабея, жена Урии, иностранца и, возможно, сама иностранка, изменившая мужу с царем Давидом, который послал Урию на смерть (2 Цар. 11,1-12,24).

Обманщица, проститутка, неверная жена — вот три женщины из генеалогии Иисуса. Только Руфь вроде бы ничем не запятнана... Какой странный выбор! Впрочем, похоже, что Матфей вообще не очень одобрительно относился к женщинам: в его евангелии упоминаются только Иродиада и жена Пилата (не считая одной исцеленной и одной воскрешенной, двух Марий у креста и «многих женщин» на пути на Голгофу) — тоже персонажи не из симпатичных.

5. Это заставляет задаться еще одним вопросом: причем тут генеалогия Иосифа, если он вообще не был отцом Иисуса? И как Иисус может быть «Сыном Давидовым», если Давид — предок Иосифа, кровь которого не течет в жилах Иисуса? Но Матфею важно возвести Иисуса к Давиду именно чтобы связать Его с пророчеством. Любопытно, что Евангелие Псевдо-Матфея дает свой ответ на этот вопрос, введя в свой рассказ указание на происхождение Марии из рода Давидова. Таким образом, Иисус — Сын Давидов не по Иосифу, а по Матери... Отец Георгий Чистяков дает свой ответ на этот вопрос: «Один из возможных переводов слова генесис - «бытие», но европейская традиция оставляет его без перевода. Еврейская же традиция даёт название по первому слову текста. Мы помним, что Библия начинается со слова берешит, т.е. «в начале»: «В начале сотворил Бог небо и землю». В Евангелиях тоже идёт речь о начале. У Марка находим: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия»; в очень литературном Евангелии от Луки читаем: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами...» и т.д.; наконец, всем памятное в Евангелии от Иоанна: «В начале было Слово...» Таким образом, в истоке как Ветхого Завета, так и евангельского повествования, лежит мысль о начале. Только в первом случае это начало мира, а во втором - начало нового этапа человеческой истории, который открылся с приходом Спасителя в мир. Иисус рождается для людей, для человечества. И первым из людей, ради которых Он приходит в мир, Его встречает Иосиф. Значит, Иосиф присутствует здесь как бы от имени всего человечества, от имени каждого человека. И именно поэтому родословная Иосифа становится родословной Иисуса. Это родословная человечества, ради которого Спаситель пришёл в мир. Не родословная Его непосредственных предков, а родословная человечества. Если всмотреться внимательнее, то нетрудно заметить, что здесь очень мало достойных имён, в основном - люди преступные, надменные, злобные, безнравственные, страшные. Страшная родословная. Но ведь Иисус приходит к человечеству падшему, а не благополучному. Только затем и пришёл Христос в этот мир, чтобы спасти падших. И эта «картина», эта родословная - портрет падшего человечества».

6. Далее Матфей рассказывает о сне Иосифа, в котором тоже есть интересный вопрос: почему Младенца назвали Иисусом, если в пророчестве говорилось об Эммануиле? Кстати, ангел в евангелии Луки возвещает пастухам рождение Христа. Эти три имени имеют совершенно разное значение: Эммануил — Бог с нами, Иисус — Бог спасает, Христос — посвященный, мессия. Но Христос — это не имя и даже не фамилия, а скорее характеристика... Да и пророчество могло говорить не столько об имени, сколько о сути события — о Боге, живущем с нами.

Евангелие от Луки намного богаче и событиями, и вопросами.

7. Лука начинает с зачатия Иоанна, и это роднит его с евангелиями от Марка и Иоанна, которые также начинаются с рассказа об Иоанне. И здесь можно задать еще один вопрос: крещение для нас неразрывно связано с христианством, а в русском языке — напрямую с крестом, его символом. Что же за обряд совершал Иоанн до распятия Христа?

Иоанново крещение покаяния представляло собой обряд, который он совершал над теми, кто принимал несомую им весть о приближении царства небесного. Иоанн крестил пришедших с целью символического смывания греха с тела после очищения души через исповедь и благие дела.

Это крещение имело параллели в иудейском обиходе той эпохи. Во-первых, упоминают о существовании подобного обряда у обычных правоверных иудеев после прикосновения к «нечистым» предметам или животным. Этот иудейский обряд называется твила, от этого слова образовано еврейское прозвище Иоанна Хаматвил («совершающий ритуальное очищение водой»), которое было переведено греческими авторами Евангелий как «Креститель».

Ессеи ужесточили требования к обряду, в отличие от ортодоксальных евреев, считая, что необходимость ритуального очищения возникала и от дурных поступков. Поэтому если человек проходил обряд погружения в воду без покаяния, по их мнению обряд становился чистой формальностью и не приносил очищения. Этот обряд ритуального омовения кумраниты-ессеи толковали не только как символ раскаяния во искупление греха, но одновременно и как обряд посвящения в члены своей общины.

Иоанново крещение отличалось от ежедневных ритуальных омовений ессеев тем, что было однократно и неповторимо. Послушаем Иоанна Златоуста: "Итак, иудейское омовение освобождало не от грехов, а только от телесных нечистот. И крещение Иоанново было гораздо выше иудейского, но ниже нашего: оно было как бы мостом между обоими крещениями, ведущими через себя от первого к последнему. Ибо Иоанн руководил не к соблюдению телесных очищений, но вместо них увещевал и советовал переходить от порока к добродетели и полагать надежду спасения в совершении добрых дел, а не в разных омовениях. Иоанн говорил: "сотворите плод достоин покаяния" (Мф. 3, 8). крещение Иоанново заповедовало каяться, но не было властно отпускать грехи. Поэтому Иоанн и говорил: "аз крещаю вы водою... Той же вы крестит Духом Святым и огнем" (Мф. 3, 11). А что крещение Иоанново не сообщало Духа и отпущения грехов, видно из следующего: Павел, "обрет некия ученики, рече к ним: аще убо Дух Свят прияли есте веровавше? Они же реша к нему: но ниже, аще Дух Святый есть, слышахом. Рече же к ним: во что убо креститеся? Они же рекоша: во Иоанново крещение. Рече же Павел: Иоанн убо крести крещением покаяния", - покаяния, но не отпущения грехов; для чего же он крестил? "Людем глаголя; да во Грядущаго по нем веруют, сиречь в Христа Иисуса. Слышавше же крестишася во Имя Господа Иисуса: и возложшу Павлу на ня руце, прииде Дух Святый на ня" (Деян. 19, 1 - 6). Видишь ли, как несовершенно было крещение Иоанново? Ибо, если бы оно не было несовершенно, то Павел не крестил бы их снова. Итак, теперь необходимо сказать, для чего Христос крестился и каким крещением? Он не имел нужды в отпущении грехов; как это возможно для Того, Кто не имел никакого греха? И Духу не была непричастна плоть Его; как это могло быть, когда она в начале была произведена Духом Святым? Итак, если и плоть Его не была непричастна Духу Святому, и Он не был подвержен грехам, то для чего Он крестился? Не иудейским, и не нашим, но Иоанновым крещением. Он приходил на Иордан не для отпущения грехов и не для получения дара Духа. Он крестился по двум причинам, из которых об одной говорит ученик, а о другой Он Сам сказал Иоанну. Христос стал известным народу, как и Павел говорил: "Иоанн убо крести крещением покаяния, да во Грядущаго по нем веруют" ([Деян. 19, 4], now(), now()); это было следствием крещения. Когда весь народ стекался из всех городов к Иордану и оставался на берегах реки, когда и Сам Он пришел креститься и получил свидетельство свыше гласом Отца и наитием Духа в виде голубя, то свидетельство о Нем Иоанна сделалось несомненным. По этой причине Он пришел на крещение. Была и другая причина, о которой Он Сам говорит; когда Иоанн сказал: "Аз требую Тобою креститися, и Ты ли грядеши ко мне?" - то Он отвечал так: "остави ныне, тако бо подобает нам исполнити всяку правду" (Мф. 3, 14-15). Что же значит: "исполнити всяку правду"? Правдою называется исполнение всех заповедей, как говорится: "беста праведна оба, ходяще в заповедех Господних беспорочна" (Лк. 1, 6). А какая, скажет кто-нибудь, правда в том, чтобы креститься? Повиновение пророку было правдой. Как Христос обрезался, принес жертву, хранил субботы и соблюдал иудейские праздники, так присоединил и это остальное, повиновался крестившему пророку. Итак, если повиновение Богу составляет правду, а Бог послал Иоанна, чтобы крестить народ, то Христос со всеми другими заповедями исполнил и эту».

8. В рассказе о благовещенье интересна первая реакция Марии на слова ангела: «Как это будет, если я мужа не знаю?» Кажется, что если бы она «знала мужа», весть ангела не показалась бы ей странной. Но в какой-то мере так оно и было: в истории Израиля случалось, что бесплодные женщины рожали; да и сам ангел указывает ей на ближайший пример — Елизавету.

9. Но в чем разница между этими случаями и случаем с Марией? В том, что там мужья все-таки принимали участие в зачатии, т. е. были биологическими отцами, а Иосиф — нет. (Кстати, если верна версия, что при анализе плащаницы были обнаружены только женские хромосомы, это было бы сильнейшим аргументом в пользу непорочного зачатия — у Иисуса и не могло быть мужских хромосом!).

10. Интересен и еще один момент: на Марию должна снизойти тень Всевышнего. В римской мифологии, несомненно хорошо известной евангелисту, Даная зачинает от света. Мария — от тени... В Символе веры говорится: «Свет от света». Но это о Сыне Божьем, а о Его земном воплощении будет правильней «свет от тени»? Или «тень от тени», ибо Иисус воплощенный в некотором смысле «тень» Сына Божия. В русском варианте далее следует «ибо у Бога не останется бессильным никакое слово» - слово есть «тень» смысла, его упрощение, схематизация...

И, наконец, последнее. Ангел возвещает пастухам рождение Спасителя. Но от чего должен был их спасти Спаситель? От римских захватчиков, скорее всего, подумали они. Но увидели не сильного воина, а новорожденного Младенца... Как они сумели признать в Нем Спасителя? В принципе, об этом им сказал ангел. Но тогда интересно другое: если они увидели Младенца и каким-то образом признали в Нем Спасителя, то почему не остались с Ним? Почему они вообще исчезают со страниц истории? Но ответа на этот вопрос я не нашла.