Чем чаще в СМИ появляются «проправославные» высказывания политиков, тем интересней становится вопрос, а сколько все же у нас в стране православных. Поразительно, однако разброс – от 69,3% до 2 – 4%. Как такое возможно? Причиной ли тому недобросовестность социологов?

Реальная причина состоит в том, что ряд исследователей опирается на самоидентификацию опрашиваемых, другие же стремятся выявить реальную ситуацию. Социологическое исследование в целом имеет своей основной целью выявление объективной картины, а не субъективного восприятия (хотя это тоже возможно, но в рамках отдельного исследования, чаще всего социально-психологического). Именно с этой целью опрос формируется таким образом, чтобы его вопросы корректировали друг друга.

В основе комплекса взаимно корректирующих вопросов находится определение изучаемого явления – как правило, общепринятое или научно обоснованное. В нашем случае это «православным является тот, кто знает Библию, православные молитвы и догматы; посещает православный храм и причащается; отвергает то, что отвергает православная Церковь – магию, спиритизм, астрологию, реинкарнацию и пр.». Достаточно логично, не правда ли? И хотя внутри этого определения может и, наверное, должна присутствовать некая градация (типа «воцерковленный», «воскресный», «праздничный» верующий, верующий «конфессионально ориентированный» и верующий «без конфессиональной определенности» и т. п.), в целом оно не вызывает протеста.

Но вот в ноябрьском номере «Социологических исследований» вышла статья м. н. с. Ю. Ю. Синелиной, обратить внимание на которую, видимо, все-таки надо – потому что это не истеричное письмо в редакцию и не спич политика, зарабатывающего рейтинг, это статья профессионала. И называется она «О критериях определения религиозности населения». Тема важная и всегда злободневная. И вот как звучит основное утверждение автора: «никто не может считаться неправославным, если он сам определяет себя таковым». У этого утверждения есть две стороны – социологическая и религиеведческая.

Начнем с социологии. И прежде всего с того, что смысл приведенного выше тезиса становится яснее, если сравнить его с равнозначным «никто не может считаться не музыкантом, если он сам определяет себя таковым» или «никто не может считаться не инопланетянином,..» или «…не Наполеоном…». По результатам проведенных опросов при самоидентификации православные составляют до 60% опрошенных, а по соответствию приведенному выше определению «настоящих» или «традиционных» православных – до 6%.

По данным РОМИР православными считают себя 69,3%, а верят в Бога – 60% (всех опрошенных, а не только православных).

Однако возможно, что базовое определение в принципе неверно. И это уже вопрос не только социологии, но и религиеведения. Заметим, что социолог, как правило, не выдумывает определение, а использует стандартное, общепринятое в науке. Пройдемся по аргументам Ю. Ю. Синелиной с точки зрения их соответствия общепринятым нормам. Самое показательное высказывание звучит так: «нет ничего неправославного в том, что больше половины опрошенных не верят в догматы или затрудняются ответить. А также в том, что отвечая на вопрос о вере в христианские догматы, респонденты откровенно сообщают, что их положение верующих как бы обязывает их верить». Напрашивается вопрос: а как они узнали, что они православные, да и вообще христиане? По какому критерию они отличают себя от остальных? Вероисповедания и конфессии различаются прежде всего именно объектом веры и догматической составляющей. Однако верят в основные догматы православия от 18% до 42% православных (в зависимости от догмата). И если только 15% назвавших себя православными верят в Бога как личность Христа, то либо они все же не православные, либо православие – не христианская конфессия.

Еще один аргумент касается экстрасенсов и астрологов. В Церкви появился обряд отказов от этих видов деятельности как от некоего рода бесовства, и можно не сомневаться в том, что Церковь признает их существование и реагирует на него. Но Церковь признает существование видов деятельности, что не означает того, что она признает существование соответствующих явлений. Деятельность фокусника безусловно существует, но это не означает, что женщину в ящике действительно распилили. В опросе же речь шла именно о вере в явление, существование которого Церковь отрицает. И таких, по данным ЦСИ МГУ, 35,6%, по данным ВЦИОМ – 30% опрошенных.

Говоря о спиритизме, применяется та же схема аргументации: «Церковь признает существование злых духов (бесов)… Спиритизм осуждается именно как общение с бесами». Но и здесь тоже есть подмена: поклонник спиритизма верит в то, что он общается с духом именно Пушкина, а вовсе не с бесом, как считает Церковь. Таким образом православный может не только не верить в догматы Православной Церкви, но и верить в то, существование чего Православная Церковь отвергает.

Еще одна посылка - «Многие могут сочетать христианство с верой в реинкарнацию, с медитациями, с упражнениями из даосской практики… Но даже это, по нашему мнению, не может служить основанием, чтобы отказывать людям в праве именовать себя православными». Опять подмена: никто не отказывает им в праве именовать себя как угодно, речь идет лишь о соотнесении этого наименования с реальностью. И если медитация и даосские упражнения еще могут сочетаться с некоторыми направлениями христианства, то реинкарнация противоречит практически всем положениям христианства вообще и православия в особенности. По данным Д. Фурмана,, в переселение душ верят 30% тех, кто назвал себя верующим и 41% тех, кто назвал себя православным.

Совершенно ясно, что на этом фоне отсутствие посещения храма и участия в таинствах выглядят уже просто мелочью. Тем не менее ежемесячно посещают храм 18%, ежедневно молятся 13,7%, а вообще не находят времени для молитвы 45,9%.

В качестве позитивного критерия определения религиозности можно привести высказывание А. Морозова: «Если девочка – студентка не знает наизусть Отче наш и Символ веры, но не материалистка и в трудную минуту жизни идет не в мечеть, не в кирху, не в синагогу, а в православный храм, то она православная». Учитывая, что даже в таком большом городе как Москва на сотню православных храмов приходится две «кирхи», два «костела», две мечети и две синагоги, то по теории вероятности девочка – студентка скорее всего действительно попадет в православный храм, что, увы, не сделает ее православной. Есть люди, которые в минуты душевной невзгоды ездят в аэропорт – они что, летчики? А те, кто ищет успокоения в природе, - крестьяне? Вера – это труд души, а не транквилизатор.

Итак, чтобы получить вожделенное большинство для православия необходимо оставить единственным критерием православности самоидентификацию респондента. Чисто теоретически такой подход возможен (правда, повторюсь, в русле особого исследования). Но тогда круг корректирующих вопросов должен быть направлен на выявление того, что респондент считает православием и почему он считает себя православным. А затем можно было бы соотнести субъективные представления о православии с официальной позицией Православной Церкви. Боюсь, результат был бы очень интересен, но также не порадовал бы заинтересованных лиц.

И все же: сколько в России православных? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала определиться с понятиями. Можно «сосчитать», сколько человек считает себя православными; или сколько таковыми являются (то есть разделяют веру в православные догматы и подчиняются церковным установлениям – постам, посещению храма, молитве, участию в таинствах, now(), now()); можно – и нужно, как представляется, - выяснить, кто принадлежит к Московскому Патриархату (а это далеко не все православные) и сколько у нас воцерковленных. Каждое из этих обследований является по-своему интересным. Первое – для того, чтобы выяснить, что представляет собой современное православие в России. Второе – чтобы уяснить картину идеологического поля. Третье позволит оценить претензии Московской Патриархии на господство в обществе (а это весьма интересно в год очередных выборов!). Четвертое уточнит данные предыдущего обследования и даст основания для оценки «управляемой» части православных. И данные всех этих обследований априорно не совпадут.

Впрочем, то же самое произойдет и с обследованием любого другого вероисповедания, с той только разницей, что быть православным сегодня «модно», а чтобы назвать себя католиком, протестантом или «свидетелем Иеговы» требуется определенное мужество, равно, как и атеистом – это почти то же самое, что в годы советской власти признаться в том, что ты верующий. Поэтому расхождений между самоидентификацией и реальностью будет меньше.

И последний вопрос: а нужно ли тратить так много сил, времени и денег на то, чтобы выяснить, кто во что верит и верит ли вообще? Да еще за государственный – то есть наш с вами – счет. При условии реального отделения Церкви от государства, это не должно влиять на политику последнего. Однако влияет. Идеологический вакуум заставляет власть искать опору в «традиционных ценностях», забывая о том, что за 70 лет иных установок ситуация изменилась глобально – прежде всего геополитически. И сегодня попытки разыграть православную «карту» вызывают глухое (пока еще) раздражение не только у атеистов и приверженцев других вероисповеданий, но и у многих сторонников Православной Церкви – это уже бывало в российской истории и ни к чему хорошему (для верующих) не приводило.

Честно говоря, расстраивает меня не отчетливое стремление максимально увеличить число православных в России: это часто бывало и раньше. Приводимые данные, что в дореволюционной России (правда, до закона о свободе вероисповедания) 100% населения были верующими, а в годы советской власти почти столько же – атеистами, только подтверждают это мнение. Обидно другое: социолог обязан быть беспристрастным. Да, были времена, когда не только респонденты вынуждены были отвечать определенным образом, но и социологи вынуждены были делать вид, что они этим ответам верят. Но сегодня-то?.. Может быть, правы те исследователи, которые видят в российском православии очередной идеологический жупел, лишенный духовного содержания? Обидно. За православие.