Наместник

Лет десять назад я летела в Рим с весьма необычной для того времени целью – обменяться опытом евангелизации детей-инвалидов. В аэропорту меня встречал монсеньор Иван Марин – несколько странное имя для колумбийца, не правда ли? (Кстати, он же подписывал приглашение: в консульстве Италии долго выясняли, есть ли в Ватикане такой русский католический священник и никак не выдавали мне визу. На бумаге ведь не видно, что ударения стоят совсем не по-русски: Иван Марин). По дороге в город он спросил, что мне хочется увидеть в Риме в первую очередь. «В Риме? Естественно, Папу Римского!» - ответила я. Через три дня в 9.00 мы с монахиней-переводчицей входили в Аудиторию Павла VI, где по средам дает аудиенцию Иоанн Павел II. Огромный зал, разделенный на блоки, вооруженная охрана в средневековых нарядах по всему периметру, в проходах и на балконах, отчетливо ощущаемое волнение окружающих – все это заставляло как-то внутренне подтянуться. Надо признаться, мое отношение к Папе было сложным. Конечно, я глубоко его как главу Церкви, политического лидера, талантливого поэта и драматурга и весьма незаурядную личность. Но вот «наместник Бога на земле» - это, пожалуй, чересчур, думалось мне. И встреча в Аудитории Павла VI поначалу скорее подкрепляла мой скептицизм, чем опровергала его. Папа незадолго перед этим вернулся с Филиппин, где, как говорили, некий чересчур экзальтированный верующий, стремясь поцеловать знаменитый папский башмак (кстати, этой традиции давно уже не существует), схватил понтифика за больную ногу и повредил ее. Папе пришлось делать операцию. И вот он впервые после этих событий проводит встречу в Аудитории. Иоанн Павел II на четырех языках – итальянском, немецком, французском и польском – рассказывал о своей поездке, не упоминая, впрочем, о трагикомическом инциденте, причем именно рассказывал, а не зачитывал перевод: тексты на разных языках слегка различались и деталями, и акцентами, и набором сюжетов. В остальном же – обыкновенная встреча с лидером, смутно белеющим на далекой, как горизонт, сцене. И только на последних минутах произошло нечто, для меня очень знаковое. Дело в том, что еще утром я шутливо жаловалась сестре Мэри – маленькой, шустрой филиппинке, - что моя надежда хотя бы в Риме – сердце Католической Церкви латинского обряда – принять участие в мессе на латинском языке и послушать «вживую» григорианские распевы не оправдалась: всюду современный итальянский язык, а музыка – прямо Сан Ремо какой-то! И вот, спустя несколько часов, когда мы все встали, аплодисментами провожая Папу со сцены, Иоанн Павел II, уже почти скрывшись в кулисах, вдруг повернулся, вновь подошел к микрофону и предложил: «Давайте вместе споем Патер ностер!».. И весь зал запел – мне, казалось, лично для меня…

Это было в среду, а в субботу мы с той же сестрой Мэри пошли на площадь Святого Петра прочитать вместе с Папой розарий Девы Марии. Папа молится и размышляет вслух из окна своих апартаментов, а люди на площади отвечают ему. И тут опять произошло микрочудо, и опять лично для меня. В некий момент Иоанн Павел II призвал молиться за тех людей, которые в странах Восточной Европы занимаются евангелизацией детей-инвалидов! В Риме на тот момент я такая была одна – по крайней мере, официально. Мой скептицизм дал серьезную трещину. Сообщить понтифику о моем присутствии на площади никто не мог – решение пойти туда родилось спонтанно… А еще через пару дней, в 4 часа утра мне позвонили в общину, где я жила – прямо у моста Ангелов, - и сказали, что Его Святейшество приглашает меня на утреннюю мессу в своих апартаментах в 7 часов утра. С перепугу и спросонья я примчалась на площадь Святого Петра на час раньше. Было самое начало февраля, площадь была абсолютно пустой и темной, и только два фонтана с шорохом швыряли в небо искрящиеся струи… Вот вокруг них я и кружила, не в силах успокоиться и постоять или посидеть. Вскоре ко мне присоединилась еще одна тень. Так мы наматывали круг за кругом, пока со скрипом не отворились гигантские врата в торце правой колоннады и стражники не пригласили нас войти. Огромные пустынные коридоры со светильниками в виде факелов, гулкий звон шагов… Ощущение нереальности было настолько сильным, что я была готова увидеть Папу с шестью пальцами или с третьим глазом… И вдруг нас подвели к скоростному лифту, и через несколько секунд мы вышли в абсолютно современное помещение с какими-то абстрактными картинами на стенах и восточным инкрустированным бюро. Казалось бы, мистика кончилась, но почему-то стало еще страшнее… Распахнулись двери маленькой часовни, и мы – шестеро растерянных и напряженных человек – стали рассаживаться и готовиться к мессе, с некоторым трепетом ожидая прихода Папы. И вдруг он возник перед алтарем – казалось, из пустоты. На самом деле, вот в этом-то как раз чуда почти не было: он сидел спиной к нам в кресле с высокой спинкой перед алтарем – понтифик начинает свою личную молитву в 5 часов утра. Мы его просто не заметили. Понтифик выглядел не просто плохо – он выглядел отвратительно: совершенно больным и обессиленным. Я испугалась, что мессу он служить не сможет. И вдруг (для истории моего знакомства с Иоанном Павлом II это самое характерное слово – в ней все происходило «вдруг») Папа прямо на наших глазах преобразился – выпрямилась спина, почти перестала дрожать рука. Его красивый голос оказался неожиданно звучным. Почти всю мессу он пел – мою любимую григорианику. А после богослужения нас проводили в гостиную – именно из ее окна понтифик читает розарий по субботам. Иоанн Павел II в сопровождении секретаря подходил к каждому из гостей и обменивался с ним несколькими фразами на его родном языке. Подошел он и ко мне и протянул руку. И тут меня охватило удивительное ощущение – что я бесконечно любима, интересна во всех своих проблемах, нужна как воздух. Конечно, я понимала, что так же Папа смотрел на всех остальных, но почему-то это не обесценивало его взгляд. Все вокруг исчезло. Потом я узнала, что нас фотографировали, но в ту минуту я не видела ничего – я утонула, растворилась в этих бездонных глазах, в этом легком прикосновении. Вдруг вспомнилась пережитая когда-то клиническая смерть: тогда меня тоже поглотила Любовь… Были сказаны какие-то слова, но важны были не они. Правда, одну фразу мне потом напомнили. Папа спросил у своего секретаря, кто пригласил меня в Ватикан. Тот ответил, что кардинал Эчегераи (в ведомстве которого работал встречавший меня Иван Марин). Понтифик велел поблагодарить его за это. Через пару лет кардинал прилетел в Москву и сразу же поинтересовался, как со мной связаться. Я удивилась, что он обо мне помнит. Эчегераи в ответ улыбнулся: «Не так уж часто Папа передает мне благодарность. Да и перед отъездом я с ним встретился, и он просил передать Вам привет». Последнее я тогда списала на хорошую работу папской канцелярии, готовившей визит кардинала. Но, как выяснилось, ошиблась.

А тогда Иоанн Павел II извинился за то, что не приглашает нас с ним позавтракать, объяснив, что он еще слаб, и трапеза с ним не доставит нам удовольствия.

В следующий раз я увидела Папу в Тбилиси, когда он прибыл туда с визитом. Это был, по-моему, первый приезд понтифика в православную страну бывшего Советского Союза. Встреча Папы Римского и Католикоса Грузинской Православной Церкви происходила в Светицховели, в кафедральном соборе. Она была сугубо официальной, и было заметно, что далеко не все православные иерархи к ней хорошо относятся. Хотя патриарх заранее выступил по телевидению с заявлением, что если Грузия хочет быть цивилизованной демократической страной, она должна проявить веротерпимость и уважение к чужим убеждениям.

На следующий день Папа служил мессу во Дворце спорта. Народу было очень много, все трибуны заполнены, да и вокруг здания слушали богослужение тысячи человек, хотя католики, вероятно, составляли меньшинство – их вообще в Грузии мало, в процентном отношении почти столько же, сколько в России. Папа начал мессу, пропев первую фразу, и зал взорвался аплодисментами. Это совсем не соответствовало ритуалу богослужения, и понтифик, кажется, немного растерялся. А люди восхищались: «Такой старый, а как поет!» В определенный момент мессы к Иоанну Павлу II подошли юноша и девушка в национальных костюмах и положили к его ногам барашка. Папа хотел его погладить, но связанный агнец стал отползать. Папа улыбнулся: «Чувствует, что его ждет…»

Патриарх в своем выступлении по телевидению (которое, кстати, транслировало в прямом эфире весь ход визита) предупреждал православных верующих, что их присутствие на мессе допустимо, но в момент пресуществления Святых Даров и причастия лучше выйти. Для этого была сделана специальная пауза, и все желающие очень тихо и корректно вышли из зала, а потом вернулись. Правда, Шеварднадзе, присутствовавший на богослужении, никуда не выходил.

Вечером Папа приехал в маленький католический храм. Все желающие в него не поместились и запрудили соседние улочки. Шел дождь, тротуары покрылись лужами. Над выходившим из машины понтификом его телохранители сразу же раскрыли зонт, а вот под ноги – под ноги ему стали кидать плащи и куртки. Это не было запланированной акцией специально подготовленных людей (я стояла рядом с ними и могу свидетельствовать), более того, они вряд ли были католиками. Но грузины всегда славились гостеприимностью и способностью к широким жестам. Было заметно, что Иоанн Павел II сначала опять растерялся, а потом был тронут до слез, о чем и сам сказал позже. А в тот момент он окончательно развеял мой скептицизм. Заметив меня в толпе, он помахал рукой и сказал: «Привет, Ольга!» Значит, действительно помнит?! А ведь перед его глазами проходят тысячи людей!..

Еще раз мы встретились с Папой в Ереване, тоже в ходе его визита. Здесь все было совершенно иначе, но тоже очень хорошо. В тот год в Армению приезжали главы многих Церквей, поздравляя ее с юбилеем принятия христианства. Визит понтифика рассматривался именно в этом контексте – не как пастырское посещение католиков Армении (которых, кстати, довольно много) и не как встреча с Католикосом, а как знак уважения к Армянской Апостольской Церкви. Прямая трансляция визита по телевидению шла почти непрерывно. Но сама его программа была сформирована по другим принципам. Папа жил в резиденции Католикоса (в Тбилиси он жил в нунциатуре – представительстве Святого Престола) и в первый день посетил мемориал жертвам геноцида, где посадил в парке пинию и принял участие в совместной молитве. А Шарль Азнавур спел свою замечательную «Аве, Мария». Народу на этой церемонии почти не было: строгое оцепление было одной из причин. Второй, и более, наверное, значимой, было отсутствие информации о предстоящих мероприятиях. Папа говорил очень невнятно – это был период первого заметного ухудшения его речи – и был сдержан, возможно, берег силы, ведь ему предстояла поездка в Казахстан.

На следующий день понтифик служил мессу в Эчмиадзине, но не в храме, а под открытым небом, на специально построенном к юбилею помосте для экуменических богослужений. Здесь народ был, но тоже не слишком много, поскольку трассу на Эчмиадзин закрыли задолго до начала богослужения, да и вообще добраться туда в рабочий день было не так просто. Зато сам Католикос вышел на помост приветствовать Иоанна Павла II. Утром следующего дня была поездка в горы и, вроде бы, все. На самом деле была еще встреча Иоанна Павла II с католиками Армении, но телевидение ее не транслировало, объявив перерыв на «личное время» Папы. А сама встреча была, может быть, менее импульсивной, чем в Грузии, но очень теплой. Пожилая прихожанка со слезами на глазах благодарила всех гостей – не только из Рима, но и из других католических общин, - за приезд. «Значит, вы знаете, что мы существуем,» - приговаривала она. Это действительно очень важно для небольших групп католиков: знать, что Вселенская Церковь помнит и знает об их существовании.

Это был последний раз, когда я видела Папу, по крайней мере, пока. Его ухудшающееся здоровье вынудило его несколько раз отменять уже назначенную встречу, а надежды на его приезд в Москву так и не сбылись. И все же, как знать: скоро я опять собираюсь в Рим и, может быть, тогда удастся вновь ощутить эту любовь – не ко мне одной, к каждому из нас, что не делает ее менее личной, менее заинтересованной.

Пожалуй, у Бога все же есть Свой наместник на земле.