Человек любим, следовательно, спасен. Ибо любой Любящий будет бороться за свою любовь. И не отдаст своего любимого, даже ему самому.

Воспрепятствовать спасению может только сознательный отказ от него, только сознательная агрессия по отношению к Любящему, то есть грех.

«Идеальный» любящий – тот, кто любит любимого ради него самого, а не ради себя, поэтому от такой любви трудно, почти невозможно отказаться. И тогда человек обречен на спасение.

Спасение – хорошая штука, но только в том случае, если человек готов разделить с Любящим Его вечность. И если он вообще готов к вечности. Своей. Из неготовности к своей вечности рождается атеизм. Из неготовности разделить ее рождается смертный грех. Разделить с кем-то вечность – значит разделить ответственность за нее. За всю: для человека – с момента сотворения мира. Не с момента своего рождения, а с момента рождения мира. Разделить ответственность не за свои ошибки, а за ошибки всех и всегда.

Спасение – хорошая штука, но обреченность на него чревата. Чревата прежде всего пассивностью, ведь незачем отвечать на любовь, если от этого ничего не зависит. Ведь ответ на любовь – это труд. Это трудно. Можно просто позволить войти в себя. Но позволить войти в себя – значит познать только в меру своей вместимости, то есть остаться в себе. Чтобы выйти за эти пределы, надо предать себя. Надо самому войти в Любящего. Тогда спасение человека станет не его личным спасением, но спасением его мира.

Спасение – хорошая штука, но обреченность на него чревата сопротивлением. Сопротивлением, порожденным ощущением насилия, ощущением безвыходности. Ад – для сопротивляющихся. Не как место пребывания, а как альтернатива. Как право выбора. Выбора, которого нет.

Пребывание в аду более мучительного не для того, кто находится там, а для Любящего. Ибо свои муки всегда легче перенести, чем муки любимого. Но у любимого есть право выбора. В ад нельзя попасть случайно, туда ведет лишь сознательный выбор.

На пути к спасению конструктивен не вопрос «почему», а вопрос «зачем». «Почему» обращено в прошлое и имеет однозначный ответ: Любящий сделал это (или допустил) потому, что так лучше для любимого. Знать изначально ответ на этот вопрос – святость умеющего быть любимым, святость Терезы Авильской. «Зачем» обращено в будущее и поэтому ответ на него надо искать. Через него ведет путь вхождения в Любящего. Путь созидания, соработничества.

Любимый знает голос Любящего, а Любящий знает любимого по имени. «Полнота времен» исполняется для любимого тогда, когда он узнает Любящего по имени, а Любящий узнает его голос. Но для этого нужно позвать. Позвать не на помощь – ибо помощь можно принять у любого, вне зависимости от имени. Позвать не для того, чтобы взять недостающее. Позвать, чтобы отдать, чтобы разделить имеющееся. Все имеющееся: и плохое, и хорошее. Важно не то, чем человек делится. Важно то, что он знает имя и зовет. Зовет, чтобы поделиться – не потому, что у него избыток. И не потому, что у Любящего недостаток.

Позвать, чтобы получить – не означает знать по имени. Получить можно только ровно то, чего недостает. Позвать, чтобы разделить, можно только по имени и получить, принять не то, чего недостает, а половину всего, что есть у Любящего – в обмен на половину всего, что есть у любимого. Принять не только приятное, не только хорошее. И тогда любовь – это взаимная жажда:

Я пью твои глаза, прильнув
Зрачками жадно.
Но неутоленно
Взбухая страстью,
Трескаются губы.