«Люди делятся на две категории: те, кому я нравлюсь, и дураки. Мнение дураков меня не интересует.»
3 мая 1469 г. в знатной, но небогатой флорентийской семье родился мальчик, чье имя со временем станет нарицательным. Весь мир узнает о том, кто прославился хитростью, изворотливостью и беспринципностью, оставшись при этом во многом непонятым и не принятым. А звали его Никколо Макиавелли.
Юношей он стал талантливым, образованным, хотя и слегка неказистым на вид. Владел иностранными языками, а что еще важнее, прекрасно умел прикидываться «середнячком», иначе ему не удалось бы стать в 29 лет секретарем Второй канцелярии, ведь в то время (впрочем, как и во многие другие времена) в первую очередь ценились серость, безынициативность и исполнительность - качества, Никколо отнюдь не свойственные.
Свой весьма почетный пост он занял в 1498 г., спустя 5 дней после казни Савонаролы. К этому моменту он прожил уже половину своей жизни. И оставшаяся половина тоже делиться на две равные части. До 1513 г. Макиавелли находится в гуще политики, но заговор против Медичи, в котором он, несмотря на все подозрения, не участвовал, поставил крест на его публичной деятельности. Он попал в заключение, где подвергся пытке, а освободившись, попытался устроиться на службу к новым правителям Флоренции. Его нимало не смущало то, что до того он 15 лет прослужил республике, а теперь собирался хранить верность ее врагам. В этом можно видеть и крайнюю наивность, и крайнюю беспринципность, но можно воспринять это как проявление политического профессионализма.
Последнюю четверть своей жизни Макиавелли занимался исключительно литературным трудом, пока в 1527 г. не была восстановлена республика. Никколо попытался баллотироваться на свой прежний пост, но неудачно, и вскоре после этого, 21 июня 1527 г., умер.
Говоря о том, что Макиавелли занимался литературным трудом, будем иметь ввиду, что речь идет не только о «Государе» и других его политических трактатах. Одно из своих писем он подписал: «Никколо Макиавелли, историк, комик и трагик». И это было правдой, хотя пьесы его известны весьма узкому кругу людей, что, впрочем, вполне понятно. Этот удивительный флорентиец, прославившийся умом и хитростью, писал комедии, которые никого не смешили, и трагедии, которые вызывали улыбку. Похоже, что все дело в том, что судьба человека, отдельной личности самой по себе, его не интересовала. Человек был лишь винтиком, инструментом воплощения более широких интересов, он был лишь примером более высоких коллизий. А винтик не может быть трагичен, к его страданиям невозможно относиться всерьез. Да и комичен он бывает редко, разве, что смешон.
И это наблюдение позволяет перейти к основному сюжету данной зарисовки – позиции Макиавелли в вопросе взаимоотношений религии и общества. Этот вопрос весьма актуален и для современной России, поэтому, говоря о флорентийце рубежа XV и XVI веков, будем обращать внимание на аналогии…
Место религии определяется ее ролью в разрешении вечного конфликта между истиной и моралью, разумом и нравственностью. Для тех, кто не знаком с этим конфликтом, поясню. Примером его между истиной и моралью является оценка лжи во спасение, а конфликт между разумом и нравственностью вполне может быть проиллюстрирован извечной дихотомией русского сознания – «будем судить по закону или по справедливости?»
Главное, что привлекает Никколо в религии – страх Божий. Его наличие позволяет государю не усердствовать с репрессивными мерами. Да и история показывает, что страх перед адом значительно превышает страх перед тюрьмой и даже смертной казнью. Вот что пишет флорентиец: «чтобы государство, в котором отсутствует страх Божий, не погибло, его должна поддерживать боязнь наказания со стороны государя, который устранил бы недостаток религии». Согласитесь, значительно проще поддержать Церковь, чем содержать различные полиции–милиции…
Опорой общественной нравственности служит религиозный культ. И это тоже показательно. Публичное и синхронное соучастие в действии легче управляется и легче контролируется. Тут Церковь является как бы посредником, но не между Богом и людьми, как ей, казалось бы, предписано, а между государем и подданными. Ведь сам государь редко непосредственно правит народом, в арсенале их средств общения либо его монолог, либо их восстание (дружные крики «Ура!» тоже, как правило, являются элементом псевдо-религиозного культа). Наверное, именно поэтому Никколо удручают плохо одетые священники – представители должны быть представительными. Макиавелли считает, что «государи в республиках и монархиях должны поддерживать основы их религии, тогда республика сохранит религиозность, а следовательно, добрые нравы и единство. Они должны также лелеять и приумножать все то, что благоприятствует религии, даже если речь идет о вещах, которые им самим представляются ложными. И чем более они разумны, чем более проникнуты знанием природы вещей, тем больше должны соблюдать это правило». Заметим, что государь отнюдь не обязан сам верить в то, во что предлагает верить своему народу.
Достаточно своеобразно представление Макиавелли о том, что такое «добрые нравы». Позволим себе обширную цитату: «Размышляя над тем, отчего в древние времена жили более свободолюбивые народы, чем теперь, я полагаю, что причина заключается в том же, отчего люди стали слабее: она заключается в различии нашего и античного воспитания, вытекающего из разницы между нашей и античной религией. Наша религия… учит нас пренебрегать светской честью, язычники же, весьма ценившие мирские почести и видевшие в них высшее благо, в своих поступках были более жестоки. Это видно по многим их установлениям, начиная с жертвоприношений, грандиозных у них, а у нас скромных, поражающих скорее изяществом, чем великолепием, за отсутствием каких-либо жестоких или возбуждающих храбрость обрядов. Там было в избытке великолепных и грандиозных ритуалов, дополнявшихся кровавым и жестоким жертвоприношением множества животных, и это ужасное зрелище воспитывало в людях соответственные качества. Кроме того, религия древних почитала блаженными людей, преисполненных людской славы, полководцев и государей, наша же религия прославила людей смиренной и созерцательной, а не активной жизни. Высшее благо она видит в смирении, униженности, в презрении к людским заботам, древние же полагали, что оно – в величии духа, в крепости тела и во всем, что придает человеку силу. А когда наша религия требует от тебя крепости, это значит, что ты должен проявить ее в терпении, а не в великом деле. Мне кажется, что этот образ действия ослабил мир… Когда большинство людей, чтобы попасть в рай, предпочитает переносить побои, а не мстить, негодяям открывается обширное и безопасное поприще». Итак, хорошая религия должна порождать агрессивность и силу, а не гуманность и терпимость. Есть ассоциации?
Макиавелли вообще считал, что только религия может объединить народы. Он упрекал Католическую Церковь своего времени за то, что она «… не обладала такой мощью и доблестью, чтобы установить свою тиранию в Италии и стать во главе ее, но и не была столь слаба, чтобы из страха потерять светские владения не призвать для себя защитников против тех, кто слишком возвысился в Италии». Роль Церкви не в том, чтобы править самой, а в том, чтобы служить тому, кто это делать в состоянии.
Однако, конечно, нужно учитывать, что ситуация во Флоренции времен Макиавелли существенно отличалась от нынешней. Не было столь массовой миграции «иноверцев», не было столь смешанного с конфессиональной точки зрения состава населения. Сегодня одна религия вряд ли может объединить весь народ страны или региона. Скорее, она может его разъединить.
Вообще, утверждения Никколо иногда выглядят достаточно наивными. Например, такое: «Все вооруженные пророки победили, все безоружные погибли, потому что народ обладает изменчивой природой, его легко в чем-то убедить, но трудно удержать в этом убеждении. Поэтому нужно быть готовым заставить верить силой тех, кто потерял веру». Любой человек, имеющий хоть какие-то убеждения, понимает, сколь сложно силой их изменить. Но можно вынудить принимать участие в обрядах. Или лукавить. Но об этом чуть ниже.
Никколо вообще скорее теоретик, чем практик, он лучше знает, что нужно сделать, чем как. Макиавелли, благодаря своей книге «Искусство войны», считался крупным специалистом в армейских делах. Однажды ему дали 3000 пехотинцев и попросили проиллюстрировать с их помощью некоторые схемы из своей книги. Никколо бился два часа, зрители уже изнемогали под палящим солнцем, но ни одного построения выполнить так и не удалось.
И у нас осталось последнее рассуждение. Споры о том, был ли знаменитый флорентиец верующим, или «яд атеизма» уже проник в его кровь, идут уже несколько столетий. С одной стороны, он похоже, не испытывает никакого особого уважения к церкви и ее служителям, но с другой - слово «Бог» отнюдь не часто фигурирует на страницах его произведений, а сильный налет морализаторства в его литературных произведениях позволяет думать, что религия была ему не чужда. И это позволяет нам поставить весьма актуальный вопрос: о чем, собственно, пишет Макиавелли – о вере, о религии, о религиозной организации или о верующих? Легко заметить, что прежде всего о религиозной организации. Похоже, что сама вера воспринимается Никколо как сугубо личное дело. Субъектами взаимоотношений у него выступают две структуры – государственная и религиозная. И никакого отношения к столь ныне модным правам и свободам человека его рассуждения не имеют. Это чрезвычайно важно отметить.
В качестве иллюстрации вспомним об отношении Макиавелли к Савонароле. Как уже упоминалось в начале статьи, свой достаточно высокий пост Никколо занял через пять дней после казни неистового доминиканца, но еще долго возвращался в своих работах к оценке его роли в истории Флоренции. Отношение к Савонароле определяется тем, что тот был одновременно политическим деятелем и монахом. Монахов Макиавелли совсем не жалует, считая их лицемерами и лжецами. Не верит он и рассказам доминиканца о полученных тем откровениях. Но не это определяет его неприязнь: как мы уже видели, он не считает ложь и лицемерие предосудительными. Намного ниже упал бы в его глазах Савонарола, если бы верил в то, что говорит. Но он не только монах, он еще и политик, т. е. лжец по профессии. Двойная ложь, ложь во всем – это, пожалуй, слишком даже для Макиавелли. К тому же, с его точки зрения, Савонарола как монах не только «работал» на себя, вместо того, чтобы служить власти, но и пытался заставить «работать» на себя Бога.
Вот такие наблюдения можно сделать, читая труды Николо Макиавелли. И многие весьма полезны при анализе современной ситуации в отношениях веры и власти. Религия – очень сложный организм, и далеко не все его части легко включаются в систему права – кстати, не только светского, но и церковного.