«Люди делятся на две категории: те, кому я нравлюсь, и дураки. Мнение дураков меня не интересует.»
Я не только эгоцентрик, я еще и зануда. А посему всегда предлагаю резко определиться с терминами. Тут со всех сторон доносится «русские то, русские се» – а кто это такие?
На сей день наш великий и могучий предлагает три основных варианта: русский, русскоязычный и россиянин (кстати, в отличии от малых и слабых иностранных – те не различают русских и россиян, что приводит к забавным недоразумениям и к любопытному образу «русских» в головах наших зарубежных собратьев – этаких чукотских ингушей).
Кто такой россиянин – более или менее понятно: тот, кто постоянно живет в России; это гражданство, штука юридически довольно определенная, о нем даже справку дают и законы принимают.
Кто такой русскоязычный – понять сложнее (особенно не зная причуд российской истории), но можно: тот, для кого русский язык является родным, хотя по национальности он не русский, а по гражданству – не обязательно россиянин. Таких в мире достаточно много, судя хотя бы по тому, что русскоязычная пресса существует в 63 странах, причем в США – 72 газеты и 18 телеканалов. Четыре года назад даже была создана Всемирная Ассоциация русской прессы – правда, не понятно, почему она называется русской, когда русский у нее только язык. Но это все те же издержки терминологии.
Конечно, русскоязычные – это в основном мигранты из России и их потомки, а также «жертвы» советской эпохи, когда незнание русского языка влекло за собой невозможность получить высшее образование (основной блок необходимой литературы издавался только на русском) или занять хорошую должность и сделать карьеру, в то время как незнание родного языка всего лишь затрудняло общение в своей деревне.
Так кто же такой русский? Понятно, что речь идет о национальности, но что под ней сегодня понимается? Раньше все было как-то проще: русский жил в России, говорил по-русски и осознавал себя русским. Сегодня по-русски говорят не только русские, в России тоже живут не только они (а русские живут не только в России), что же касается самосознания и принадлежности к русской культуре, то ведь для этого, как говорил Винни-Пух, надо перестать бумкать, остановиться и задуматься, но именно это мало кому удается сделать. Как правило, на вопрос о национальности люди отвечают так, как записано в паспорте (об этом чуть ниже), не мучаясь «лишними» вопросами.
Как известно, в науке различают три ступени формирования общности людей этого типа: народность, национальность и нация. Народность объединяет людей, проживающих на одной территории, говорящих на одном языке, имеющих общую культуру, историю и тип хозяйствования, но не создавших государственно-политическое образование. Национальность – все то же самое, но с государственным образованием. Нация – это уже сложнее, конгломерат близкородственных народностей и национальностей в рамках одной государственной структуры. Например, нгнасаны – народность, чеченцы – национальность, французы – нация.
Изначально понятие «русский» произошло то ли от варяжского племени, призванного славянами для установления государственности, то ли от одного из славянских племен, то есть это была, скорее, народность, причем не очень-то связанная с современной Россией. Затем, в период Киевской Руси, объединившей разные племена, русский – это национальность, тоже не связанная с нынешней Россией.
В имперский период понятие «русский» стало приближаться к контексту гражданства: появились великий русский архитектор Растрелли и великий русский врач Гааз, отнюдь не русские по национальности. Но имперские замашки сыграли с русскими злую шутку. Втягивая в себя все новые территории и совсем не только с близкородственными национальными образованиями, Российская империя постепенно теряла свою «русскость». Если для простоты понимания сохранить за русской территорией название «Русь», то ею в России было все то, что не входило в состав других национально-государственных структур, то есть то, что не Татария, не Бурятия, не Осетия и так далее.
В основе национального самосознания лежит патриотизм. Но такой «лоскутный» патриотизм нежизнеспособен, он очень быстро превращается в имперский космополитизм, что, собственно, действительно присуще русскому мировосприятию. Вспомним хотя бы о бесконечной дискуссии славянофилов и западников, но об этом чуть ниже.
Разрыв связи с землей – не в смысле объекта обработки, а в смысле «родового гнезда» – лишил русскую национальность одного из существеннейших параметров. Цивилизации известны варианты национальностей – «перекати-поле», но они основаны на мощном чувстве трагической утраты отечества, цементирующем ее единство. «И дым отечества нам сладок и приятен» – это не про них. Русские же в имперском блеске утраты отечества не заметили.
Этот процесс достиг своего апогея в СССР, когда уже не только Русь, но и Россия потеряла свои органы власти, организации и все остальное, делающее страну страной. Так канула в Лету еще одна составляющая русской национальности – государственность. А вместе с ней и восприятие власти как «своей». Эту особенность отмечал, правда, еще Струве, говоря о том, что в Российской империи сложилось полное взаимоотчуждение власти и народа. Но в СССР это стало устойчивой ментальной структурой. Понятие власти даже обрело некий сакральный оттенок – она действовала по никому не понятным принципам, карая и милуя по только ей известным заповедям.
Теперь национальность пришлось определять по «крови»: если родители русские, то и дети русские (что и было зафиксировано в правилах оформления паспортов). Но, как известно, в СССР всемерно поощрялись межнациональные браки, в результате чего вариант «мама русская, а отец юрист» стал самым распространенным. Причем в паспорте в любом случае предпочитали записывать ребенка русским. Провозглашенное образование новой исторической общности – советского народа было редчайшим случаем, когда в партийных документах отразилась реальная ситуация. СССР действительно стал страной метисов, полукровок, и прежде всего с русской составляющей. Браки с русскими всегда были престижными.
Ну, что там еще у нас осталось? Общность культуры? Если речь идет о фольклоре – лубке, частушках, хороводах, - то русские, видимо, сохранились только в глуши типа деревеньки Большая грязь. А если о «высокой» культуре, то социологическое обследование, проведенное лет 10 назад, дало удивительные результаты. В нем опрашиваемым предлагалось назвать по десять русских и иностранных философов, писателей, композиторов и художников. Так вот, по десять иностранцев назвали почти все, а с русскими опять-таки почти у всех возникли проблемы. Среди названных же доминировали россияне, не русские по национальности. Следовательно, зарубежные искусство, науку и культуру в целом русские знают намного лучше, чем «свою». (Под русскими я здесь понимаю тех, кто сам определяет так свою национальность). Впрочем, знающие зарубежную культуру редко склонны называть себя русскими где-нибудь, кроме анкет.
Что касается национального характера, то, может, не будем о грустном? Судя по русским народным сказкам, к его чертам относятся прежде всего лень и непреодолимая тяга к халяве. А трагический фильм «Особенности национальной охоты» заставляет отнести к ним пьянство, причем воспринимаемое не как порок, а как повод для гордости. Действительно, в какой еще стране президент может по этой причине проспать встречу со своим зарубежным коллегой или упасть с моста в реку, держа в руках букет цветов? (Я отнюдь не утверждаю, что один из наших президентов на самом деле так поступил, это характеризует прежде всего отношение к такой «национальной особенности»).
Так кто же такой русский? Человек, утративший чувство дома? Маргинал, противостоящий власти? Плохо знающий все языки, включая русский и русский матерный (о том, как плохо мы знаем этот язык, я, с вашего разрешения, еще как-нибудь расскажу)? Не унаследовавший никакой культуры? Лентяй, халявщик и пьяница? Но это не описание русского. Это описание люмпена-космополита.
Где-нибудь в глубинке еще есть, наверное, русские. Но когда регулярно вновь и вновь всплывает вопрос о разработке некой «русской идеи», всегда одновременно возникает и недоумение: а почему, собственно, мы должны разрабатывать им идею? Пусть соберутся и сделают это сами. Вот татары, например, вполне успешно справляются. Ведь нам, россиянам, ничья национальная идея – в том числе и русская – не нужна. И она никого не может объединить: ни татар с башкирами, ни кабардинцев с балкарцами.
Более того, подобная искусственно созданная национальная идея в многонациональной среде может послужить лишь пусковым механизмом конфликта. Конфликта, по сути ничем не мотивированного. Это конфликт тех, у кого нет, с теми, у кого хоть что-то есть. Побоище в Москве во время чемпионата мира по футболу весьма показательно. Ведь если бы русские (или хотя бы россияне) били японцев (или хотя бы азиатов), это было бы плохо, но понятно. Но русские (в общепринятом смысле слова) били русских. Границы «свой – чужой» размыты настолько, что своих просто нет. Чужой – любой, кому хоть в чем-то лучше. Или даже просто тот, кто не я. И только в ситуации «стенка на стенку» люди в состоянии объединиться, причем о национальности здесь речь не идет. Критерием становится уровень немотивированной агрессии (об этом можно говорить отдельно и страшно).
Это означает, что то, что сегодня называется национальным конфликтом (с участием русских), таковым не является. Когда вопрос касается мигрантов, то часто это конфликт оседлых с кочевниками (и об этом стоило бы поговорить отдельно). Когда «русские» идут на «новых русских», это свидетельствует об имущественном расслоении – не секрет, что «новые русские» сегодня очень редко русские. Но совсем парадоксальны антисемитские выходки. После массового отъезда евреев на свою историческую родину, а чаще на историческую приемную мать всех изгоев – США, - они просто не актуальны. Но образ врага нужен для объединения тех, у кого нет реальной, созидательной базы для объединения. «Бей жидов – спасай Россию» – лозунг, маскирующий серьезную опасность. Россию надо спасать не от «жидов», а от расплодившихся люмпенов – любой национальности. Это именно их очень не хочется встречать в других странах, это именно от них стараются дистанцироваться все, в том числе и русские.
А вот россиянам российская идея не помешала бы. Нам есть, чем гордиться, есть, с чем бороться и в чем чувствовать свое единство. К сожалению, в политике не приветствуются лозунги «второй свежести», потому что нужную идею уже один раз сформулировали – «Наш дом – Россия». Лозунг очень многозначный и действенный. Но Черномырдин им уже попользовался, и теперь – на ближайшее время – он выведен из употребления. А жаль. «Мы с тобой одной крови» - лозунг для Маугли, которому важно личное, персональное выживание и благополучие. Это важно, конечно, для всех, но на определенной стадии умственного и нравственного развития стоит наконец понять, что когда рухнут стены и крыша, любая кровь сольется в один единый ручеек. Имеет ли смысл платить за единство такую цену?