Что в имени тебе моем…

Наверное, многие слышали, как нянечки объявляют родственникам в роддоме: «К сожалению, у вас девочка». Во всяком случае, именно с такими словами обращались они к моему дедушке, к моему отцу, к отцу моей дочери. И это странное, порой оскорбительное отношение уходит корнями в столетия. По крайней мере, в средневековье. Рождение девочки издавна радовало семью значительно меньше, чем рождение мальчика. Когда в 1489 г. родился первенец Аннибала Бентиволио, властителя Болоньи, это событие не могло не отразиться в дневнике Гаспара Нади, внимательного хрониста своего города. Он отмечает, что повсюду царило веселье и искрилось шампанское. Такого энтузиазма рождение девочки, конечно, не вызвало бы. В письме, которое 21 апреля 1469 г. флорентиец Марко Паренти написал Филиппо Строцци, выражается радость по поводу рождения дочери, но только потому, что в семье уже есть сын: «Для тебя хорошо, что вчера родилась девочка… Мне кажется, что, уже имея мальчика,.. тебя это событие должно радовать не меньше, хотя это и девочка». Судя по тону письма, отец новорожденной особой радости не проявлял.

Но почему так происходит? С одной стороны, почти во всех обществах, как древних, так и современных, имя (фамилию) и имущество наследует именно мальчик, а за девочкой нужно отдавать приданное, то есть доплачивать за то, что ее возьмут. Это несколько странно, потому что именно женщина – несомненно мать, а вот кто отец, знает только она, и то не всегда. Видимо, таким образом мужчины пытались утвердить свое отцовство – если не биологическое, то хотя бы юридическое.

Тем не менее, согласно Джованни Морелли, в историю семьи следует включать только мужчин: «Нет необходимости упоминать женщин, - писал он в 1401 г. кузену, - поскольку у них короткий век. Вот когда придет время выдавать их замуж, тогда и упомянем». Но даже в этом случае дочери не всегда включались в семейную хронику – флорентийские мемуаристы XIV – XV вв. строили свои генеалогические древа, часто забывая дочерей, ушедших из дома в связи с замужеством, но включая в них жен, входящих в семью и обеспечивающих ее воспроизводство.

Подкидыши

«Отец ребенка не хотел, потому что это была девочка», - отмечали в своем журнале руководители флорентийского дома призрения в 20-х гг. XVв., записывая новорожденную, брошенную матерью. С XIII в. подбрасывание нежеланных детей стало постоянным явлением, и касалось оно прежде всего девочек, причем как из бедных, так и из богатых семей. Их всегда было в приютах большинство. В XV в. они составляли 60-70% в Тоскане, Ломбардии, Флоренции, Милане. А в Китае их и по сей день 98%, 2% мальчиков – инвалиды. К тому же решение отказаться от ребенка вызревало у родителей мальчика позже – через несколько дней, а то и недель, а девочки попадали в приют сразу после рождения. Мальчику – подкидышу часто клали вещи с метками, чтобы была возможность взять его обратно, когда минует семейный кризис, приведший родителей к такому драматическому шагу. Девочки вынуждены были довольствоваться тряпицами. На самом деле дети редко возвращались в семью, и почти всегда это были мальчики. Да и найти новую семью шансов у девочек не было – все обратившиеся в приюты во 2-й пол. XV в. бездетные семьи, усыновляли мальчиков. Кстати, если в семье рождались только девочки, это могло стать пристойным поводом для «ссылки» жены в монастырь, поскольку она не могла принести наследника. И хотя научно доказано, что пол ребенка зависит от отца, мужчины по сей день отказываются в это верить.

Естественный отбор

Соотношение полов в древности и средневековье установить трудно, но когда это удается, выясняется, что женщин в разные эпохи и на разных территориях было меньше. Позволительно выдвинуть гипотезу, что это обусловлено соотношением не рожденных, а выживших. С 1300 г. по 1550 г. во Флоренции умирало 20% детей до 3-х лет, 30% - в первые 10 лет, 34% - до наступления зрелости. В приютах в первый год жизни умирало до 50% детей, а это были в основном, как уже говорилось, девочки. В том же регионе в 1427 г. на 100 девочек к возрасте до 5 лет приходилось 113 мальчиков, 10-14 лет – 123 мальчика. Это также подтверждает выдвинутую гипотезу.

В документах приютов часто встречаются такие описания годовалых девочек: «худые», «плохо ухоженные», а иногда и просто «умирающие от голода». Но и в знатных семьях о девочках заботились не так, как о мальчиках.

Вообще детей, как правило, выкармливали не матери, а кормилицы, у которых новорожденные проводили около 2 лет. Кормилицы обычно жили в деревнях, где и проводили малыши раннее детство. К тому же дочерей отсылали из дома раньше, чем их братьев. И кормилицам давалось указание не перекармливать девочек, чтобы они не были «слишком толстыми». Судебные архивы средневековья хранят сотни жалоб на кормилиц, которые вместе со своей семьей питались продуктами, предназначенными для младенца, кормили его не грудным молоком, а разбавленным коровьим или козьим, а то и вовсе кашей на воде. Часто они обманывали родителей относительно здоровья ребенка, особенно если речь шла о девочке, чью потерю оплакивали бы не очень долго. Вполне понятно, что малышкам удавалось пережить свое детство значительно реже. Но 23% мальчиков и только 12% девочек оставались дома в первые годы жизни.

Ученье – свет, а неученых тьма

Возвращаясь от кормилицы, дети – и мальчики, и девочки, - попадали наконец к матери, которая должна была начать их образование. Малыши учились одеваться, ухаживать за собой, знакомились с основами христианства и морали. Грамотность они осваивали «гастрономическим» способом, выкладывая буквы из фруктов и овощей. В 6-7 лет приходила пора отдавать детей в школу, где они учились писать и считать.

Во Флоренции в 1 пол. XIV в. в школу ходили 45% детей 6 – 12 лет. Хронист Джованни Виллани писал, что по инструкции начальное образование было доступно и для девочек, а вот следующая ступень, на которой изучали арифметику, латынь и логику, была для них закрыта. Но большинство детей из простых семей и особенно из приюта (то есть в основном девочек) вообще не имели возможности сидеть за школьной партой. Уже в 5-6 лет они начинали работать, получая таким образом «профессиональное образование». Так что инструкция, упомянутая Виллани, вряд ли имела какое-то отношение к реальности. Приблизительно в 1370 г. Паоло да Чертальдо советовал всем добрым отцам семейства: «если у тебя девочка, то лучше не учить ее читать, поскольку это не слишком хорошо для женщины – уметь читать, - если только она не собирается стать монахиней». Так же считали Филиппо да Новара и Франческо да Барберино. Ну, действительно, кому нужна будет умная жена?.. Поэтому после возвращения от кормилицы алфавит учили мальчики.

Правда, в книгах расходов знатных семейств отмечены такие статьи, как «учитель чтения», но гораздо чаще платили учителям музыки и танцев.

Интересно, что и сами женщины не протестовали против такого положения. Кристина де Пизан в 1406 г. писала в книге «Город женщин»: «Если бы даже было полезно посылать девочек в школу и учить их наукам так же, как мальчиков, стоило бы учить их и поощрять прежде всего во всех искусствах, как, собственно, и делают».

Мальчики заканчивали свое образование где-то в 20 лет. Срок обучения девочек был значительно короче.

Уж замуж невтерпеж

Самое главное для девочек было сохранить свою ценность как невест и приобрести качества жены. Эта «педагогика» состояла в развитии стыдливости, послушания и необходимых домашних навыков. Прежде всего девушки должны были научиться владеть своим телом через «контроль пяти чувств» по выражению Веспасиано да Бистиччи. Должное поведение достигалось долгой дрессурой, когда контролировался каждый миг: слишком прямой взгляд, непроизвольное проявление эмоций, громкий смех или плач. В таком поведении, в закрытости тела, в сдержанности жестов, во внешней умеренности, в молчаливом послушании проявлялись моральные качества и добродетель, гарантирующие физическую чистоту, которая должна была храниться с рождения вплоть до брачной ночи.

В знатных семьях от девушки требовалась также грамотность, хорошие манеры и знание этикета. «В женщине нет ничего лучше вежливости» – замечал Данте и любил повторять то, что написал Джованни Морелли на надгробной плите своей сестры Меи, которая умерла в 22 года от тоски по умершему четвертому (!) сыну: «Своими руками она умела делать все, что хотела, все, что требовалось от нее как от женщины; и во всех своих поступках она была в высшей степени добродетельна: в разговоре деликатна, в поступках достойна и умеренна в полном смысле слова; стойкая, искренняя женщина, величественная и образцовая во всех добродетелях. Она читала и писала так хорошо, как не любой мужчина, прекрасно умела петь и танцевать и накрыть стол для мужчин и женщин. Была умелой в домашнем хозяйстве – не в скупости или бедности, но находя нужную грань, одевая и украшая свою семью в соответствии с назначением и добрыми обычаями, живя радостно и весело». В последнее верится слабо.

В целости и сохранности

Где-то в 12 лет даже в знатных семьях детство девочек заканчивалось. И поскольку их девственность представляла особую ценность, их надо было оградить от опасностей ее потерять, а по сути – от публичной жизни. В 1453 г. флорентийский торговец Лука де Панцано запер в монастыре двух своих дочерей, Маттею и Алессандру, соответственно 13 и 11 лет «только для того, чтобы соблюсти их, потому что у них есть приданное и он хочет выдать их замуж». Старшая сестра, которая была уже замужем, договорилась с монахинями об условиях их содержания, добавив денег на их пансион, который включал их обучение, «поскольку она сказала, что у девочек есть два учителя, которые их учат». Предусматривалось также, что в течение четырех лет их пребывания в монастыре девочки научаться прясть и готовить «для себя, то есть то, что будет полезно в их дальнейшей жизни». Монастырь обязан только сохранить «брачную ценность» девушек. Хранение было надежным, но и сами родители не прекращали заботиться о чести девушек, естественно, в сексуальном смысле. О том, что девочки могут приобрести совсем не симпатичные наклонности, видимо, никто не заботился. И то верно: ни мастурбация, ни лесбийская любовь не грозят будущему мужу рождением чужого ребенка. Более того: чем равнодушнее женщина к мужчинам, тем спокойнее будет спать ее муж. А уж удовлетворять его потребности он найдет способ ее заставить.

Иногда девушек отдавали не в монастыри, а в приюты – на время. В 1434 г. Аньола была отдана матерью во флорентийский приют Сан Галло, «потому что она впадает во зло и вышеназванная монна Улива не могла ее проконтролировать и согласилась оставить ее»; за два года до этого другая мать привела свою двенадцатилетнюю дочь, потому что она «такая большая и яркая, что если кто-то возьмет ее в услужение, то произойдет дурное», прося «сохранить ее честь».

Делать бы жизнь с кого…

В средневековье (впрочем, как зачастую и сегодня) образцом праведной жизни были святые. Детство святых женщин, судя по описаниям их жизни, выглядело обучением самопожертвованию. Один из распространенных стереотипов таких рассказов – спонтанный отказ от развлечений. Если коллективное самобичевание было единственным развлечением, которое позволяла себе Катерина Сиенская в играх со своими ровесниками, то святая Бенвенута Поиани предпочитала проводить бесконечные часы в молитве, чему, если верить ее биографу, она научилась в семь лет, повторяя 1700 раз «Богородица Дева радуйся» и 700 раз «Отче наш» за день. Девочки – будущие святые – стремились к унижениям и физической боли, ранам и ожогам, постоянно лишали себя сна и еды. Святая Тереза Авильская в детстве вместе со своим младшим братом мечтала о мученической смерти. По сравнению с таким образом жизни девочкам переставала казаться чрезмерным навязываемый им контроль над их телом и их эмоциями.

Биография святой Елизаветы Тюрингской очень показательна для знатных семейств. Она родилась в 1207 г. и была третьим ребенком короля Венгрии Андрея II и Гертруды да Мерано. В 1211 г. ее оторвали от груди кормилицы и посватали с Людовиком IV. В приданное ей дали 1000 марок, золото, серебро, украшения и одежды – “если она будет жива”, как указывалось в контракте. По нему же девочка-невеста была перевезена в Тюрингию. Свадьба состоялась в 1221 г., когда Елизавете исполнилось 14 лет. Через год она родила первого из трех своих сыновей, а в 20 лет осталась вдовой. Молодая женщина нашла приют у своего дяди и после нескольких лет уединенной жизни, в 24 года умерла. Вот это и есть образец, достойный подражания, - суметь достойно выйти замуж, родить сыновей, а там можно и умирать.

Данное приданное

Девочек из бедных семей отдавали в услужение в очень раннем возрасте, причем работали они за пропитание (весьма, естественно, скудное) и приданное. Это давало отцам девочек надежду достойно выдать их замуж. В этом даже виделась некоторая справедливость: раз девушке требуется муж, пусть сама на него и зарабатывает. Но на это уходило много лет. В одном из контрактов конца XIV в. молодой служанке гарантировалось 100 лир и одежда за 8 лет работы. Но и эти деньги хозяева зачастую старались не выплачивать, то накладывая какие-то штрафы, то выискивая другие причины. В 1431 г. в трибунале цеха Шерсти во Флоренции рассматривалась жалоба Маддалены, которая пробыла в услужении в доме супружеской пары ткачей 12 лет. А после смерти жены хозяин отказался выплачивать ей оговоренную сумму, объясняя это тем, что договаривалась покойная жена, а не он.

В нач. XIV в. во Флоренции был создан специальный государственный фонд, выдававший девушкам деньги на приданное через 7 или 15 (!) лет работы.

Муж – барин, муж - отец

Понятно, что деньги на приданное – и как вознаграждение, и из фонда, - выдавались только тем девушкам, которые собирались выйти замуж и не хотели больше работать. Эта взаимосвязь между оплатой труда и замужеством приводила к тому, что служанка, которая не могла или не хотела иметь мужа, не могла рассчитывать на какое-либо вознаграждение. В то же время она не имела возможности оставить работу, что приводило к парадоксальным ситуациям. В 1492 г. некая Катерина, девушка из бедной семьи, утверждала, что «никоим образом не хочет замуж». Не сумев уговорить ее вступить в законный брак, родители отдали ее «навсегда» некоему хозяину, который заменил ей родного отца – и отсутствующего мужа, - исполняя тем самым двойную роль: кормильца и сексуального партнера. Единственным условием этой сделки было то, что Катерина останется в доме до старости, даже в случае женитьбы хозяина, который будет снабжать ее едой и одеждой. Мнение девушки, да и будущей жены об этой ситуации никого не интересовало. Впрочем, обе они были пленницами и, вероятно, нашли общий язык.

Работа есть работа

Женщины работали всегда, но об их карьере сведения весьма туманны. И прежде всего потому, что чаще всего они занимались неквалифицированным ручным трудом на мужчину – хозяина, мужа, отца. Женский труд был еще и мало оплачиваемым – женщинам платили на 50% меньше. При этом, работая, женщины не становились богатыми, поскольку все деньги получали их мужчины (именно они заключали договора), а сами работницы оставались на иждивении. Не удивительно, что хорошие работницы становились объектом торговли и обмена между мужчинами.

Женщины, которые не шли в услужение, работали, в основном, на дому. В 1333 г. озабоченная продуктивностью и качеством работы корпорация Шерсти во Флоренции попросила настоятелей приходов употребить свою власть для общественного контроля за надомницами: в воскресенье утром с амвона они легко могли угрожать нерадивым работницам адскими муками. Но был проповедник, Джордано да Ривалта, который возвысил свой голос в их защиту, объявив «непристойным то, что делают торговцы, требующие отлучения от Церкви бедных тетушек за то, что они не очень хорошо прядут». В деревнях женщины работали прачками и кормилицами.

Когда кормилицами были мужчины

Как уже упоминалось, большинство договоров и сделок, касающихся женщин, подписывали мужчины. По этой причине трудовая деятельность работниц оставалась в тени.

Только когда вдовство ставило женщину во главу семьи, их профессиональные качества становились более заметными. Тот факт, что вдова после смерти мужа часто продолжала его дело, свидетельствует о том, что они приобрели достаточную квалификацию. Однако на это требовалось согласие ремесленного цеха, которое в некоторых городах женщинам не давалось.

В ряде случаев, когда речь шла о сугубо женских профессиях, практика подписания договоров мужчинами приводит к забавным ситуациям. В частности, это касается договоров с кормилицами. Их подписывали родной отец ребенка и «кормилец», то есть муж кормилицы. Мать ребенка и сама кормилица, как правило, вообще не принимали участия в переговорах. И в договорах появлялись фразы о том, что ребенок «поручается кормильцу Джованни для выкармливания его своим грудным молоком».

То, что «аренда грудей» была в руках мужчин, приводило и к другим результатам. Продажа служанки «с молоком» обещала хорошую прибыль, но собственник, чья домработница только что стала матерью – возможно, благодаря ему самому или кому-то из членов его семьи, - мог предпочесть сдать ее в аренду какому-нибудь другу или знакомому, ищущему кормилицу, после того, как плод греха был сдан в ближайший приют. И минимум два или три года этот ценный «товар» обслуживал и своего хозяина, и «арендатора».

Добрые жены и дурные женщины

Вплоть до начала XIV в. общественные постановления, регулирующие проституцию, демонстрировали политику нетерпимости по отношению к этому феномену, который, с точки зрения общества, должен был быть искоренен. Перемещение «дурных женщин» по городу было строжайше регламентировано: публичные дома устраивались за городскими стенами, вдали от жилищ, где «клиентов» могли бы увидеть их жены и дочери. Проститутки не могли приближаться к городским воротам, монастырям, храмам и другим культовым местам, да и вообще, входить в город они могли только в определенные дни недели. Суровые законы требовали также, чтобы «публичные женщины» внешне отличались от «добрых жен»: флорентийские проститутки не должны были выходить на улицу без перчаток и бубенчика на капюшоне накидки; желтые шарфы на шее указывали на венецианских проституток, которые в определенный час собирались вблизи моста Риалто.

В XIII в. проститутки вопреки закону завоевали города и – сквозь обвинения в тяжких грехах нарушительниц, - самые бесстрашные бросали вызов властям, прогуливаясь в городе в любой день и без предписанных деталей одежды, однако – со щепоткой хитрости – одевая бубенчик, который, впрочем, «не звенел». Со временем отношение Церкви и государства стало более терпимым, определяя проституцию как «большое зло и большое благо одновременно». Последнее заключалось в удовлетворении сексуальных потребностей холостяков, чтобы последние не впали в еще более тяжкие грехи – такие, как содомия и адюльтер. Для публичных домов стали выделять особые места, уже полностью включенные в городскую систему. Под контролем специальных городских магистратур женщины – с «честным бесчестием» – могли быть социально полезными.

Вчера. Сегодня. Завтра?

Конечно, многое теперь изменилось. Однако забавно, что изменились по сути женщины, а не мужчины. Они по-прежнему мечтают о наследнике, даже если тому нечего наследовать, о глупой и послушной жене, приносящей все деньги в семью, а потом с благодарностью принимающей от него мелкие подарки, о дочерях, растущих в деревне у кормилицы и взрослеющих в монастырях. Вот только мечты их все реже сбываются.

В статье использованы архивные материалы, собранные Изабеллой Шабо.